Не дай бог, если дамба прохудится. Все начинается с того, что вода вымывает из дамбы один камень и начинает расширять возникшее отверстие. Вымывает под огромным напором второй камень, разрушает крепь дамбы, и все это спокойно, без малейшего шума: не хлещут волны, не колышется поверхность воды.
Понаблюдайте за прудом. Дождь с тихим шорохом усеивает мелкими кружками его поверхность, и вдруг из дамбы начинает бить струйка воды, сперва маленькая, потом все больше и больше — и тогда беда.
Если не обнаружить эту струйку вовремя, то вскоре дамба начнет рушиться. Словно по чьей-то команде начинают вылезать из дамбы большие валуны, поросшие травой, дамба сотрясается, и вот уже ревут потоки воды, сдирая с дамбы дерн, унося камни и глину; кажется, вся мощь пруда устремилась сюда, в это все расширяющееся отверстие, растущее с жуткой скоростью, под грозный рев воды, этой страшной стихии, которая только что казалась невозмутимой, а теперь мутные потоки ее с гулом низвергаются на луга, все сокрушая на своем пути.
Житье-бытье смотрителя пруда только кажется безмятежным и счастливым, в действительности же это сплошные хлопоты.
Дамбу то и дело приходится осматривать: хорошо ли заделаны камни, не подмыло ли их в каком-нибудь месте. А когда в пору дождей вода в пруду начнет подниматься, тут гляди в оба: как бы не пробилась где в дамбе струйка воды. И уж тогда не плошай: нужно забросать с обеих сторон отверстие глиной и укрепить ее, да побыстрее, потому что если отверстие расширится, тогда глину хоть возами вали — ничто уже не остановит потоков воды.
Так вот, когда зарядили дожди и пруд вздулся, смотритель Яреш ночи напролет бдительно следил за дамбой, проверял уровень воды и давал команду вытащить заглушки — приспустить воду.
Дамба Ражицкого пруда была в хорошем состоянии, но осторожность никогда не мешает.
Вода поднялась, но ее спускали по трубам, а когда пруд вздулся еще больше, смотритель распорядился приподнять балочные заграждения, и новые потоки воды хлынули по трубам на луга под дамбой, затопляя траву.
Кончились дожди. Вода в пруду опять установилась на привычном уровне, заглушки загнали в отверстия, дамба подсохла и только полегшая луговая трава, которая в дождь оказалась под водой, говорила о том, что была большая вода.
Именно в это время на Ражицкий пруд прибыл директор имения. Он просмотрел записи и отправился осматривать дамбу, сопровождаемый смотрителем.
Директор заметил, что трава ниже дамбы полегла и покрыта илом.
— Дамба протекла, — заметил он, — ну и порядочки у вас!
— С вашего позволения, — отвечал смотритель Яреш, — дамба не текла, извольте взглянуть.
— Текла, — возразил директор. — Я еще не слепой! Видно же, что трава полегла!
— Прошу принять во внимание, — ответил на это смотритель, — сколько я здесь служу, дамба не текла ни разу.
— Но вот протекла же, — твердил свое директор. — Я ведь вижу: трава полна грязи.
Смотритель Яреш начал выходить из себя:
— Позвольте заметить: мне, наверное, лучше знать, текла дамба или нет. Трава полегла, потому что было половодье, вода из труб залила луга.
— Дамба определенно текла! — решительным тоном произнес директор, хотя в этом деле он разбирался плохо.
Смотритель Яреш разозлился не на шутку:
— А я говорю, не текла. Вы ее как следует осмотрите. По камням сразу видно, текла дамба или нет. Дамба сама за себя говорит, а трава здесь ни при чем.
За этим разговором они дошли по дамбе до щитов затвора, и директор, глядя в черную глубину вод, твердил свое:
— А я говорю, текла.
Это упрямство так рассердило смотрителя Яреша, что он в ярости воскликнул:
— Если вы повторите это еще раз, я сброшу вас в воду!
Директор побледнел, отскочил от края дамбы и произнес, заикаясь:
— Ну-ну, не обижайтесь, я ведь просто так спрашиваю, из любви к порядку. — И спросил, будто вскользь: — Так сколько дней шел дождь?
— Три дня подряд, — ответил смотритель.
— Три дня, м-да, это порядочный срок, — сказал директор и спрыгнул с дамбы. — Думаю, мы увидели все, что нужно.
Они вернулись в башню, и Ярешова, которая, замерев от ужаса, слушала со двора их спор, теперь встретила их с безмятежным видом, словно ничего не случилось.
С тех пор, посещая Ражицкую башню, директор вел себя чрезвычайно любезно, не показывая виду, что может быть недоволен смотрителем. Он его просто боялся.
Однако он обмолвился об этом случае в присутствии чиновников, те рассказали своим женам, жены — знакомым дамам и т. д., пока по всему краю не разнеслось, что ражицкий смотритель хотел сбросить пана директора в воду; при этом рассказчик не забывал добавить:
— Только никому об этом не рассказывайте.
Он рос на краю дамбы, ветви его простирались с одной стороны над водной гладью, а с другой — над лугом, что лежал ниже.
Всходя или закатываясь, солнце всегда видело, как ветви дуба устремляются к небу, хоть был он старый и дуплистый.
Даже впятером его нельзя было обхватить, а в дупле у него могли спрятаться двое.
В его кроне было много птичьих гнезд, воробьиных и зябличьих, а на самой верхушке устроил гнездо аист.
В дупле поселился нетопырь, и вся эта ватага с весны до осени пищала и щебетала на ветвях дуба, воспитывала своих птенцов; он послужил убежищем бесчисленным поколениям.
Из его коры неутомимо пробивались молодые побеги, а корни его пронизали дамбу насквозь.